Слушай, тут все говорят про осень, ну и я расскажу про осень:
меня третий год непонятно зачем болтает, куда-то всё время носит,
я смертельно завидую тем, кто обладает такой вот внутренней осью,
что они производят молчание, и молчанием этим грубят,
словно их абсолютно не парит, что их кто-то бросит,
кто-то выключит их из себя.
А такие как я — производят улыбки, шутки, слова, гримасы,
чтобы выжить, чтобы справиться с этой космической массой
пустоты; в этом деле каждый из нас стал асом,
и давно ничего не боится —
просто видит еще в начале конец рассказа,
и от боли в глазах двоится.
У меня тут случилось такое лето, но лето — спето,
все, что греет сейчас нутро — лишь бесчетная сигарета,
с каждым днем в этом городе — меньше света,
и все чаще мерзнут ступни и руки,
так и тянет спросить: «А что на тебе надето,
чтоб спастись от холода? А от скуки?».
Так и тянет всё бросить и перестать бороться,
отыскать что-нибудь, чем бы стоило уколоться,
и залечь в квартире, будто на дне колодца —
заниматься с тобою сексом, любовью, счастьем —
а не шпарить по городу иноходцем,
разрываясь на мелкие части.
Понимаешь, осень меня загоняет в жесткие рамки,
мне же раньше казалось, немного удачи — и сразу в дамки,
мое имяфамилие будет в самом верху программки —
кто там дальше играет, всем будет неинтересно,
только я вот тащу эту жизнь, и уже натирают лямки,
и все чаще бывает пресно.
Слушай, тут все говорят про осень, будто она наступила внезапно,
словно не те же случились даты, ненастье, запах,
что год назад — а я сижу, мечтаю: восток ли, запад,
юг или север, слова лепестками бросаю
на ветер — загадывая, что, мол, в каком-нибудь завтра
я всё-таки не угасаю.
Алекс Микеров
